Для тех, кто читал только по-французски, а не по-английски: это они так переводят hit on women, что в свою очередь было переводом (вполне пристойным, хоть и неточным) importuner les femmes.
Я даже не уверен, что это нарочно, хотя скорее да.
Не может ли Катрин Денёв подать на них в суд за диффамацию?
АПДЕЙТ Текст заменили, картинку тоже. Более того, сумели сделать так, что в кэше Яндекса этого варианта нет (вероятно, для этого надо заменить несколько раз?). Следы, однако, есть. Вот они в гугле, на запрос "газета.ру денев": Это скриншот, я не могу выделить текст. Когда щёлкаешь на ссылку, открывается новый вариант. Однако, видимо, текст, который сопровождает результат поиска, остался старый. Так что доказательство, что было, вот оно. Слова Газета.Ru и "в вопросе битья женщин" - вот они.
Сейчас только ленивый не перепощивает рассказ Елены Костюкович, переводчицы Эко, о нём и о переводе. Но мне кажется, что читать её надо одновременно с книгой или книгами самого Эко о переводе. - Experiences in Translation (да, это по-английски, потому что это запись лекций, которые он читал по-английски) и, если это другое, Dire quasi la stessa cosa (Esperienze di traduzione) - я очень с трудом читаю по-итальянски серьёзный текст, и я не мог сравнить английский и итальянский тексты. Думаю, что они не вполне совпадают - зная Эко, странно было бы, чтобы он чего-нибудь не изменил. Англоязычная ссылка не на текст, текста в интернете, я думаю, нет, ссылка на Амазон, киндловская книжка стоит $13,68 - дороговато, но того стоит. И есть русский перевод итальянского текста (там, правда, стоит "с итальянского и других языков"), которого я тоже не читал. Возможно, что А.Н. Коваль сделал превосходную работу, но всё же книжку о переводе, где существенно используются куски текста на итальянском и тех языках, которые Эко знал (причём если читать по-английски и знать итальянский даже на моём бедном уровне, все примеры совершенно понятны), я бы предпочёл читать не в переводе. Ссылку на русский текст я дал на PDF, можно найти другие.
Кусок: Интересно, что огромную роль в формировании common knowledge представителей определенной лингвокультуры играет школьная программа.
Строки «Вчерашний день, часу в шестом…» подхватят стройным хором все двести студентов филфака именно потому, что это стихотворение Некрасова они учили в школе. С Бродским такого единодушия не происходит — невозможно найти какое-то одно его стихотворение, которое все продолжат. Не потому, что Некрасова студенты любят больше Бродского, а потому, что Некрасова они в школе учат, а Бродского нет.
*
У Бродского:
Я вас любил. Любовь еще (возможно, что просто боль) сверлит мои мозги. Все разлетелось к черту на куски. Я застрелиться пробовал, но сложно с оружием. И далее: виски: в который вдарить? Портила не дрожь, но задумчивость. Черт! Все не по-людски! Я вас любил так сильно, безнадежно, как дай вам Бог другими — но не даст! Он, будучи на многое горазд, не сотворит — по Пармениду — дважды сей жар в крови, ширококостный хруст, чтоб пломбы в пасти плавились от жажды коснуться — «бюст» зачеркиваю — уст!
Что мы здесь видим? Мы видим продуманный сценарий того, какой эффект эта вещь произведёт на читателя. Мы начинаем читать знакомое стихотворение: «Я вас любил, любовь ещё…» — и хотим на одном дыхании сказать «быть может» и сделать паузу. Тут нас Бродский сбивает дважды — во-первых, вместо «быть может» стоит «возможно»; во-вторых, паузу сделать нельзя, мы вынуждены дочитать — «возможно, что просто боль» — и только тогда выдохнуть. Не успели мы опомниться, нас атакует резкое снижение стиля с классического Пушкина на «сверлит мои мозги». И уже к концу второй строки мы успеваем внутренне присесть как минимум трижды.
Теперь поставьте себя на место переводчика этого стихотворения. Это незавидное положение. Вариантов, как поступить, прямо скажем, немного. Можно взять очень известное стихотворение на языке перевода и сделать с ним нечто похожее. Можно попытаться перевести как есть, а рядом процитировать перевод стихотворения Пушкина и дать комментарий о том, что у нас здесь случилось. Это очень сложный для перевода текст именно потому, что он напрямую очень изощрённо играет с common knowledge.
Мне кажется, очень интересная (далеко не единственная, конечно) лекция на Арзамасе. Я для затравки дам начало.
Вера Мильчина: «Больше всего в Париже мне нравятся таблички с названиями улиц»
Переводчик и историк культуры — о домоправительнице Бахтина, страсти пантеры, ввозе свинины в Париж XIX века, программках в «Комеди Франсез», а также о том, почему комментировать — страшно увлекательно
Разговор Ирина Калитеевская
Иллюстрация к повести Оноре де Бальзака «Брачный контракт» из цикла «Человеческая комедия». 1851–1853 годы
— Насколько я знаю, вы пришли к истории повседневной жизни через переводы. Как это произошло и почему вы выбрали именно Францию в первой половине XIX века?
— Если начинать с самого начала, надо сказать, что я училась на романо-германском отделении филфака МГУ. Но одновременно я ходила в семинар к Турбину , на русское отделение. Дело в том что на филологическом факультете МГУ в ту пору, когда я там училась, в 1970–1975 годах, работало много толковых и знающих преподавателей (в частности, на кафедре французского языка), но харизматических лекторов, которые могли бы потрясти воображение, среди литературоведов было, прямо скажем, немного. На этом фоне Турбин выделялся — и делал это совершенно сознательно; он был такой ловец душ человеческих, приковывавший к себе внимание юных существ. Ну, представьте, например: 1971 год, застой, сидит аудитория — человек сто, в основном, конечно, барышни лет восемнадцати. А Турбин, рассказывая про «Руслана и Людмилу», называет Черномора летающим импотентом. Сейчас это звучит, пожалуй, пошловато, но нам тогда казалось, что это так интересно, так живо!
Так вот, у Турбина был семинар, на который неофициально можно было ходить людям с других отделений. Вот я и ходила, и в результате получилось так, что я занималась параллельно и французской, и русской литературой. Я никак не могу себя сейчас назвать последовательницей Турбина. Но я ему очень благодарна за несколько вещей: во-первых, благодаря ему участники семинара прочли много таких книг, от Николая Анциферова до Гастона Башляра , о которых прежде даже не подозревали. А во-вторых, именно в семинаре Турбина я познакомилась с теми людьми, которые для моего, так сказать, становления как историка литературы сделали больше, чем все профессора вместе взятые.
================== Дальше читайте в самом источнике.
Я известен как успешный редактор чужих переводов всякой чуши промеж русского, французского и английского языков. Не литературных, нет. И вот только что, подпав под гипноз присланного мне на проверочку перевода, я создал собственную фразу, которую и отослал автору перевода. Я считаю, что мало кто сумел бы создать такую фразу. А вы как считаете?
"Вследствие необходимости приведения русского текста в надлежащее соответствие французскому, а также учитывая разнообразные средства грамматического выражения смысла и различие упомянутых средств в русском и французском языках, что может приводить к переформированию порядка частей патентообразующей фразы, а также учитывая, одновременно, ограничения, налагаемые на предлагаемое переформирование требованием точного соответствия, момент окончания работы становится не вполне предсказуем, но с наибольшей вероятностью располагается в пределах текущих суток."
Скажите мне кто-нибудь, как по-русски "multivariate" (это про data analysis)? И bias - как? Не то чтобы мне это было остро нужно, но иногда незнание родного языка как-то раздражает.
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
