язык как трофей

[bgmt]

Примерно неделю назад я слушал по France Culture разговор с живущим во Франции с трёх лет кабилом (бербером), исходно из Алжира, профессию я его не уловил (как всегда, кусок передачи, в машине), кроме того, что он гуманитарий. Кабильского он не знает, помнит какие-то обрывки: по-кабильски с ним разговаривала бабушка. Но бабушку повезли хоронить в Кабилию, и для него это прекрасные и родные места, каменистые горы, могилы у них - просто кладут дикие камни на могилу. Он иногда туда ездит, не в страну Алжир, а именно в Кабилию.

Таким людям часто задают вопрос, как они себя чувствуют между двумя культурами. Он, конечно, не вполне "между": он скорее как ассимилированные русские евреи первого поколения, поколения моих родителей - культура русская, а самоощущение смешанное. И тут он сказал вещь, которая меня поразила как формулировка. Она не его, это сказал франкоязычный алжирский писатель - скорее всего, не кабил, а араб, судя по фамилии (которую я забыл) - которого тоже спрашивали про французский язык. "Французский язык - наш военный трофей" (le français est notre butin de guerre), сказал он.

Это лучшая формулировка того, чем так радикально отличаются взаимоотношения французов, англичан, испанцев и португальцев с населением бывших колоний - и русских. В Алжире, правда, был период, когда пытались отказаться от французского и "арабизировать" местный язык, сильно заражённый галлицизмами. Это привело к спаду образования, и, в общем, не вышло. В Марокко и в Тунисе живёт немало народу, чей французский неотличим от языка парижских улиц. Это не значит, что у них арабский (и в том числе литературный арабский) хуже. Это не делает их французами (я не о тех, кто, родом оттуда, родился во Франции и часто стал французом). Это не потеря и не капитуляция перед другим языком, а приобретение, "трофей".

Один из результатов - это то, что понятия "англоязычная литература" и "франкоязычная литература" имеют смысл: это не то же самое, что английская (или американская) или французская. На этих языках пишут люди, глубоко укоренённые в своих других странах, но их читают во всех странах, где на этом языке говорят, в том числе, конечно, в "метрополии". А вот понятие "русскоязычная литература" мне непонятно, её, мне кажется, просто нет, есть русская, где бы ни производилась.

Я, может быть, пропустил что-то, но я никогда не читал сравнительного анализа отношений населения бывших империй и их бывших колоний, который включал бы и Россию - и бывшие западные империи. Удивительно, однако.

Comments

[ira-k.livejournal.com]

Василь Быков писал на белорусском и только потом переводил на русский. То есть это переводная литература в чтстом виде. Но даже не в языке дело. Он писал на белорусском для Читателя. Ничего исконно русского с культурной точки зрения в его произведениях нет и не могло быть. В тумане - особенно белоруское, на мой взгляд. Белорусское в контексте общечеловеческом.об. .

Еще более ярко это проявляется в творчесте Короткевича.

[bgmt.livejournal.com]

Короткевича не читал, Быкова читал. Я тут ничего не говорил об "исконно русском". Чтобы входить в русское культурное пространство, совершенно незачем ни быть "исконно русским", ни писать об "исконно русском" (и я даже не знаю, что это "исконное" значит). (Что ли Мандельштам писал об исконно русском?) Я говорил об адресате. Вы называете адресата "Читателем", большая буква внушает уважение, но не даёт ориентировки.. Значит ли это, что он прежде всего видел в читателе белоруса, предпочитающего читать по-белорусски? Вам, вероятно, виднее, чем мне. Если это так, то он просто не относится к теме моего поста: как не относится к ней, скажем, Грант Матевосян или Мати Унт. Армянский писатель и эстонский писатель, пишущие прежде всего для жителей своих стран,и только во вторую очередь интересующиеся (а Мати Унт даже и не очень интересовался), кто и как их будет читать по-русски. Это ничем не отличается от любой другой переводной литературы, а я ведь не про неё. Если же это не так, то он попадает туда же, куда Бабель или Искандер: в русскую литературу о не русских. (Туда же, кстати, относятся и "Вечера на хуторе близ Диканьки"). Ни в котором из этих двух случаев он не становится подобен Сенгору или великому множеству писателей Индии.

[ira-k.livejournal.com]

Все-таки русско-советскую ситуацию нельзя напрямую сравнивать с французской или индийской. Просто потому, что это была по сути другая империя. Создавали советского человека с русским языком как основным; что распространялось и на сателлиты. Литература и культура оказались заложницами империи. То есть разделить очень сложно. Даже практически - минск печатал с оглядкой на москву; сначала на русском, потом на том языке, на котором писали и для того читателя, которому предназначалось. Все встало с ног на голову. У Кундеры была статья лет 10 назад в нью йоркере, где он касается этой темы немного; когда любая литература имперский территорий не рассматривается как литература самоценная, а либо как русская литература о не русских, либо переводная...но в центре все равно русская литература; с ней сравнивают, вокруг нее вращают... мне кажется, что все сложнее, но я, кажется, совсем ушла от темы :)