память и плохие стихи

В шестидесятых, курсе на втором-третьем, я запойно ходил на Сомова. Сомов был чтец, он читал переводную поэзию. Очень часто либо просто не напечатанную, либо недоставаемую. Т.е. он был просветителем. Я помню, как переминался с ноги на ногу в туфлях на кожаной подошве (на концерт надо было ходить в приличной одежде!) на морозе не помню уж перед каким залом, ловя лишний билетик. Обычно удавалось. Но было очень холодно. Зал был полон всегда.

Часть того, что он читал, были прекрасные стихи. Лорка, Мачадо, Огдон Нэш, Элюар, Превер, Арагон. А другая часть нет. Были прекрасные переводы, но редко. Так или иначе, это было окно в окне: в стране, где только что о- несколько лет как - открылся доступ к западной литературе, это был доступ в доступе, привилегия. Энтузиазм слушателей не различал качества материала. Но в любом случае Сомов дал нам (я тогда не следил за возрастом слушателей, так что я не знаю точно, что значит «нам») и знание, и материал для воспитания вкуса.

Но вот что обидно: я в общем-то плохо помню стихи. Наизусть очень мало. И помню - из Сомова – частью совершенно дурацкое. Вот строчки, скажем: «Душа одиноко томится / и день проходит за днём,/ но сегодня бал, и на нём - / испанская танцовщица! / Танцовщица уже явилась,/ проходит надменна, бледна, / говорят, из Галисьи она -/ неправда, с неба спустилась!» Зачем я это помню? Это плохие стихи в плохом переводе. Я нашёл из любопытства, это Хосе Марти, а переводчика я не нашёл: этот перевод есть только на каком-то прокубинско-прокоммунистическом сайте, и переводчик там не указан, а в других местах перевод другой. Впрочем, какая разница, плохие стихи всё равно.

Зачем моя память такое со мной выделывает?