Герцен и мы

[bgmt]

В отрывке, который для нас нашла ФБ-юзер Светлана Миронова, меня особенно заинтересовал конец. Великий русофоб Герцен описывает, насколько Москва лучше Парижа отреагировала на холеру. Уж кому верить как не ему. И вот тогда сравнение с настоящим...

"Холера — это слово, так знакомое теперь в Европе, домашнее в России до того, что какой-то патриотический поэт называет холеру единственной верной союзницей Николая,— раздалось тогда в первый раз на севере. Все трепетало страшной заразы, подвигавшейся по Волге к Москве. Преувеличенные слухи наполняли ужасом воображение. Болезнь шла капризно, останавливалась, перескакивала, казалось, обошла Москву, и вдруг грозная весть «Холера в Москве!» — разнеслась по городу.

Утром один студент политического отделения почувствовал дурноту, на другой день он умер в университетской больнице. Мы бросились смотреть его тело. Он исхудал, как в длинную болезнь, глаза ввалились, черты были искажены, возле него лежал сторож, занемогший в ночь.

Нам объявили, что университет велено закрыть. В нашем отделении этот приказ был прочтен профессором технологии Денисовым; он был грустен, может быть, испуган. На другой день к вечеру умер и он.

Мы собрались из всех отделений на большой университетский двор; что-то трогательное было в этой толпящейся молодежи, которой велено было расстаться перед заразой. Лица были бледны, особенно одушевлены, многие думали о родных, друзьях; мы простились с казеннокоштными, которых от нас отделяли карантинными мерами, и разбрелись небольшими кучками но домам. А дома всех встретили вонючей хлористой известью, «уксусом четырех разбойников» и такой диетой, которая одна без хлору и холеры могла свести человека в постель.

Странное дело, это печальное время осталось каким-то торжественным в моих воспоминаниях. Москва приняла совсем иной вид. Публичность, неизвестная в обыкновенное время, давала новую жизнь. Экипажей было меньше, мрачные толпы народа стояли на перекрестках и толковали об отравителях; кареты, возившие больных, шагом двигались, сопровождаемые полицейскими; люди сторонились от черных фур с трупами. Бюльтени о болезни печатались два раза в день. Город был оцеплен, как в военное время, и солдаты пристрелили какого-то бедного дьячка, пробиравшегося через реку. Все это сильно занимало умы, страх перед болезнию отнял страх перед властями, жители роптали, а тут весть за вестью — что тот-то занемог, что такой-то умер...

Митрополит устроил общее молебствие. <…> Молебствие так же мало помогло от заразы, как хлористая известь; болезнь увеличивалась.

Я был все время жесточайшей холеры 1849 в Париже. Болезнь свирепствовала страшно. Июньские жары ей помогали, бедные люди мерли, как мухи; мещане бежали из Парижа, другие сидели назаперти. Правительство, исключительно занятое своей борьбой против революционеров, не думало брать деятельных мер. Тщедушные коллекты были несоразмерны требованиям. Бедные работники оставались покинутыми на произвол судьбы, в больницах не было довольно кроватей, у полиции не было достаточно гробов, и в домах, битком набитых разными семьями, тела оставались дни по два во внутренних комнатах.

В Москве было не так.

Князь Д. В. Голицын, тогдашний генерал-губернатор, человек слабый, но благородный, образованный и очень уважаемый, увлек московское общество, и как-то все уладилось по-домашнему, т. е. без особенного вмешательства правительства. Составился комитет из почетных жителей — богатых помещиков и купцов. Каждый член взял себе одну из частей Москвы. В несколько дней было открыто двадцать больниц, они не стоили правительству ни копейки, все было сделано на пожертвованные деньги. Купцы давали даром все, что нужно для больниц,—одеяла, белье и теплую одежду, которую оставляли выздоравливавшим. Молодые люди шли даром в смотрители больниц для того, чтоб приношения не были наполовину украдены служащими.

Университет не отстал. Весь медицинский факультет, студенты и лекаря en masse привели себя в распоряжение холерного комитета; их разослали по больницам, и они остались там безвыходно до конца заразы. Три или четыре месяца эта чудная молодежь прожила в больницах ординаторами, фельдшерами, сиделками, письмоводителями,— и все это без всякого вознаграждения, и притом в то время, когда так преувеличенно боялись заразы <…>.

Москва, по видимому сонная и вялая, занимающаяся сплетнями и богомольем, свадьбами и ничем, просыпается всякий раз, когда надобно, и становится в уровень с обстоятельствами, когда над Русью гремит гроза".

Comments

[xgrbml.livejournal.com]

Собственно, ситуация была для попавших в госпиталь довольно похожая: как лечить - неизвестно, сиди и жди, когда помрет (или не помрет).

[lapot.livejournal.com]

Бабушка, работавшая фельдшером на эпидемии дизентерии в конце 20-х, рассказывала, что они лечили понос, скажем, тёртыми свежими яблоками, к.-то травы/питьё на крахмале, рисовый отвар и пр., не помню точно что ещё, жидкость малыми порциями без остановки, перестеливать постель и тэдэ.

Говорит, тяжёлым не поможешь, но средней тяжести, которые бы без вмешательства умерли бы, вытягивали.

[xgrbml.livejournal.com]

Я в этом совсем слаб: возможно, тертое яблоко или рисовый отвар и создают правильное осмотическое давление? Там же, как я понимаю, понос в конце концов сам проходит, если больной доживет, а чтоб дожил, надо компенсировать обезвоживание.

Но умели ли хоть так лечить в XIX веке? Может, и да.

[lapot.livejournal.com]

Думаю, это старые методики, не 20 века.

Герцен рассказывает поразительные вещи о санитарно-эпидемической и госпитальной организации в Москве в 1849 году.

В Европе до 18 зачаточные госпиталя были при монастырях, чисто светские больницы начинают формироваться в 18 веке для бедных и при медицинских школах для практики, условия ужасные, но лекарства и еда бесплатно. Французская медицина, реформированная после Революции, кстте, считалась самой передовой в то время. Даже появилось разделение по госпитальным отделениям в зависимости от проблемы..
Но госпиталя оставались местом для бедняков и, пардон, сумасшедших.

Переломным моментом, т.е., формирование именно профессиональных учреждений с профессионально обучеными медсёстрами и школой выхаживания, к.-то асептикой/антисептикой, стала как ни странно Крымская война - руководитель добровольной медицинской службы в британских войсках медсестра Френсис Найнтингейл, руководитель российской медицинской полевой службы доктор Пирогов. Но это было позже, начало 1860-х. А тут - 1849.

[lapot.livejournal.com]

Флоренс, а не Френсис, конечно.

[green18281828.livejournal.com]

Читал недавно про педиатра Эрнста Моро и морковный суп:

Именно в 1908 году он сделал важнейшее открытие, которое смогли объяснить лишь век спустя. В те годы очень много детей умирало от диареи. Моро создал простейший рецепт, благодаря которому смертность детишек упала вдвое, — обычный морковный суп. Полкило моркови превращается в пюре, заливается литром воды, приправляется тремя граммами соли и упаривается до общего объема в один литр. Все.

Только в 2002 году стало понятно, что образующиеся в этом супе кислые олигосахариды, попадающие в раствор из моркови, мешают бактериям прикрепляться к слизистой оболочке кишечника. Другое исследование показало, что благодаря этим свойствам суп лечит даже диарею, вызванную бактериями, устойчивыми к антибиотиками.

https://indicator.ru/medicine/istoriya-nauki-morkovnyj-sup-spasayushij-detej.htm

[petrark.livejournal.com]

Интересно. Но есть ли связь с настоящим, неясно.