Une vie

Я вышел в соседскую булочную за хлебом. Хозяйка давно меня знает, помнит фамилию, её фамилия - Mme Chevrier. У неё две помощницы, одна из них очень симпатичная смуглая "арабка" (во Франции идут за арабов все североафриканцы, хотя часть из них, если спросить, будут настаивать, что они берберы или кабилы, я так и не могу запомнить: берберы часть кабилов или кабилы часть берберов. У нашей приятельницы-биолога шеф лаборатории - бербер из Алжира, и он, как оказалось, до школы просто не знал арабского, только берберский).  У хозяйки на груди была чёрная бумажка с белой надписью "JE SUIS CHARLIE", как у меня на юзерпике. Передо мной стоял старичок, покупал хлеб. Он поднял глаза, увидел, сказал "nous sommes tous Charlie" (мы все Шарли). Смуглая девочка была солидарна.

Я сравниваю это с обсуждениями по-русски в ЖЖ.

Тут пропасть, которую я осознавал недостаточно. Не та политическая пропасть, которая между крымнашем и намкрышем. А культурная. Мне кажется, что имя пропасти - Просвещение (Les Lumières) - Вольтер, Дидро, Руссо.

Я и тут закрою комменты, потому что продолжаю не хотеть обсуждать то, что для меня такое же "у нас", как для прочих французов, с людьми, которые в этом отношении - чужие. Извините.

Но про Просвещение когда-нибудь я попробую написать. Только не сейчас, ни в коем случае. Не время.