Une vie

Мои родители ровно того же поколения, что и вы. Отец сорок седьмого, мать сорок восьмого. Эренбург и Солженицын появились у нас в самом конце восьмидесятых, когда пошла "гласность". Никаких Самиздатов я тогда видом не видывал, и родители мои, полагаю, тоже нет. Понятия "Дела врачей" у нас не существовало, было, без определения мотивации, "шпыняние" - муж одной из материнских тёток служил, в капитанском ранге, на С-13, подводной лодке под командованием Маринеско, участвовал в потоплении "Вильгельма Густлоффа"; ему не дали "Героя", потому что "слишком много евреев"; в начале пятидесятых его погнали с флотского ведомства, и он работал грузчиком аж до конца семидесятых... Всю жизнь оставался фанатичным, ярым коммунистом-сталинцем. Моего деда по мат. линии сняли с должности тоже "по известным причинам". Деда по отцовской я не знал, он оставил семью в начале 50ых; немного странно, конечно, что он с 50ых жил в Воркуте... но не слышал, чтобы он сидел. Родители моей матери были довольно простые люди, местечкового происхождения; не из тех семей, что на "Новый мир" подписаны были. Mожет, они в шестидесятые и шептались о чем-то таком на идиш, но мать моя от них никакой "диссидентской" инфы не вынесла. Отец тоже вырос в обстановке нищей безотцовщины, занимался в секциях и мечтал стать ученым (и стал им). Романтик-пионер-гагаринец.

В семье всегда с презрением говорили о советском правительстве, о Сталине речь не заходила. От бабушки исходило иной раз нечто типа "Сталин был великий, а вокруг него всякая сволота развелась"; Жданова ненавидела, например. Радио никакого не было, у нас ведь "глушилка" на весь город прямо на Софийской стояла, в километре от нас.

Сношенница - жена брата, невестка по брату. У нас так, по крайней мере.