Мне Бродский тоже кажется очень цельным человеком. В целом. С исключениями. Исключения не очень важны, и я бы их лучше не акцентировал. Советским его-цельного я как раз не назову никак. Бродский, выступающий через текст, а текст у Бродского - это не разговор и не интервью, это текст, который он произвёл как текст, - совершенно независим от что советскости, что американскости, от всего независим. Зависим от языка, но зависим - как хороший лыжник от лыж; зависим от мышления прошлых людей - но зависим - значит учёл, переработал и не нуждается в повторении пройденного. Я не согласен с образом сургуча: сургуч советскости - это антисоветскость, а Бродский был вне.
Но в разговорах и "на кухне" - нет, не всегда.
Кстати, у Бродского была временнàя граница. Он сильно изменился к лучшему после Нобелевки. Его Нобелевка - это то, что по-французски называют vrai-faux, истинно-поддельное: он её наверняка заслужил, но дали ему её вовсе не потому, что он её заслужил. Но очень хорошо, что дали. Для него хорошо. Он перестал заботиться о том, чтобы быть первым. В стихах это не отразилось, стихи у него никогда не отражали суетного, а вот вне стихов - вполне. Я имею наглость считать, что могу отделить то у Бродского, что Бродский, от того, что - загнанный в одиночество, чужбину и не только непонимание, но ещё и неверный энтузиазм принятия (что и хуже, пожалуй) человек. (Чужбина - тут не преувеличение. Кто ещё из пишущих полноценно выжил в другой стране, не на прошлом материале? Я не знаю. Цветаева не на прошлом, но не выжила. Бунин на прошлом, за малыми исключениями. Кто-то помельче, может быть. Но я не вижу никого, кроме Бродского. Который выжил довольно страшным способом, он - как я воспринимаю - пережил собственную смерть и стал жить новой жизнью).
no subject
Date: 2013-10-26 10:33 pm (UTC)Но в разговорах и "на кухне" - нет, не всегда.
Кстати, у Бродского была временнàя граница. Он сильно изменился к лучшему после Нобелевки. Его Нобелевка - это то, что по-французски называют vrai-faux, истинно-поддельное: он её наверняка заслужил, но дали ему её вовсе не потому, что он её заслужил. Но очень хорошо, что дали. Для него хорошо. Он перестал заботиться о том, чтобы быть первым. В стихах это не отразилось, стихи у него никогда не отражали суетного, а вот вне стихов - вполне.
Я имею наглость считать, что могу отделить то у Бродского, что Бродский, от того, что - загнанный в одиночество, чужбину и не только непонимание, но ещё и неверный энтузиазм принятия (что и хуже, пожалуй) человек. (Чужбина - тут не преувеличение. Кто ещё из пишущих полноценно выжил в другой стране, не на прошлом материале? Я не знаю. Цветаева не на прошлом, но не выжила. Бунин на прошлом, за малыми исключениями. Кто-то помельче, может быть. Но я не вижу никого, кроме Бродского. Который выжил довольно страшным способом, он - как я воспринимаю - пережил собственную смерть и стал жить новой жизнью).