О субъективности.

[bgmt]

Получилось так, что почти одновременно я получил два текста. Один - прислал мне мой старый приятель, физик, мотающийся по странам, зарабатывающий деньги пусть интересным, но каторжным трудом (чтобы тебя продолжали востребовать в его возрасте, надо не надежды подавать, а давать, давать...), выучивший с налету сначала английский, потом испанский, потом итальянский до уровня чтения лекций, выдающий кучу статей в год своим трудом, хоть и в сотрудничестве, но отнюдь не подписывая плоды аспирантского труда, и родивший про таких, как он, выражение "цыгане высоких энергий". Я не знал, где он в данный момент, и спросил. Вот кусок его ответа на вопрос "ты где-что-как?":

Здесь я - здесь, то бишь живу я тут.
В данный момент - в Питере. Хорошо тут! Это я вам как истинный космопатриот говорю. Институты научные разрушают и хорошо-о-о однако жить. Скоро - в Болонью, а потом в Чили.
А там тоже хорошо, вот не поверите, а хорошо, опять как истинный СР (космопатриот ) утверждаю.

А как устаканюсь на одном месте - напишу.

Ходить с ним по Барселоне или по Болонье было истинным удовольствием. По Питеру, наверно, тоже, но я не пробовал (с ним).

А потом, случайно, я набрел на текст всем известного и у всех, кроме меня разве что (потому как дикий гиппопотам) в друзьях состоящего Кости Иночкина. Мартовский еще текст.
Вот:
Долго думал, писать или нет - обязательно ведь кто-то примет на свой счет и обидится. Потом еще думал - мой дневник? Мой. И записать хочется. Потому что потом прочитаю через год - и удивлюсь. А может и не удивлюсь - всё одно интересно будет.
Сейчас я вроде пообвык, и поэтому получится не так резко, как могло бы выйти в первый день, да оно и хорошо.
Я всё о своём, о детском.
Когда я приехал в Японию, я долго не мог придти в себя от удивительной всеобщей инфантильности. Ну детский сад, честное слово, во всём - и в одежде, и в манерах, и в поведении, и в восприятии событий всяких. Людям по 35 лет, а они наивные, как котята. Я так жил, когда в начальной школе учился - с таким вот мировоззрением. Чувствовал себя седовласым старцем, честное слово, много в жизни понимал. Были там, конечно, и мерзкие типы, по-европейски соответствующие своему физическому возрасту, но их, слава богу, были единицы, хотя дерьма - как обычно, на всех. Зато я такой тёртый мог их послать подальше, хотя бы мысленно.
А потом ничего, привык. Тоже стал таким, дурилкой картонной.
И вот я приехал. В Шереметьево вышел. К людям, которые мне в Японии божественно красивыми казались, в город, в котором я всю жизнь прожил и на демонстрацию ходил, к еде, которая мне во сне чудилась, и вот я вышел.
В каких-то жутких блядищ с полтонной краски на роже, в болотную грязь и собачьи какашки, в накиданные вокруг бутылки и банки, в туалетную бумагу, зацепившуюся за ветку дерева, вышел. В уличные хот-доги, продавцы которых не моют рук неделями, в вонючие платные туалеты, в хуй и пизду из уст широкой крашеной бабы, целующейся на эскалаторе с влажным длинным юношей, вышел.
Я что, раньше жил в другом городе?
Нет.
На другой улице?
Нет.
Здесь за год что-то изменилось?
Нет, ничего здесь не изменилось за год.
Изменилось в другом месте. Пока не знаю, где, но изменилось совершенно точно.
Как же я раньше всего этого не видел? Ведь я тут жил, и мне было хорошо. А там - плохо.
В общем, зря я это всё. Через пару недель мне станет лучше. Я стану как все, в толстом бронированном жилете.
Наверное.
Я надеюсь на это.

У них не разные политические взгляды, и не разные жизненные ценности, и вообще они, кроме возраста, явно относятся к одной и той же группе своих-для-меня. Когда они видят одно и то же, с высокой вероятностью они отнесутся к нему одинаково. Но место в картине жизни оно займет разное. Разница просто в интуитивном отношении к жизни.
Я, к сожалению, отношусь ко вторым. Но очень завидую первому.