Я думаю, что было довольно много тесных дружеских кружков, где люди всё-таки общались и где насчет Сталина не строили иллюзий. Иногда власти узнавали о них, иногда им удавалось избежать маховика репрессий. Я думаю, более того, они были в большей безопасности, чем всякие там честные коммунисты и прочие идеалисты. Ненамного, но в большей. Кстати, насчет энтузиазма и мальчиков -- в романе Фазиля Искандера "Стоянка человека" есть глава "Мальчики и первая любовь". Там любопытная описана юношеская компания. Правда, в Мухусе/Сухуми, не в Москве.

Но и одиночки, обреченные на многолетнее молчание, конечно же, были. И тогда, и позже. О таких людях любил писать Анатолий Азольский, но время его героев начинается попозже, с войны. Вообще же, я думаю, что внутри каждого из советских граждан было гораздо меньше искреннего энтузиазма и гораздо больше трезвого расчета, чем нам сегодня кажется. И вот этот внутренний циник, живущий свою, единственную и неповторимую жизнь, цепляющийся за нее и при этом иной раз вполне геройствующий на войне, -- это было, кстати, открытие именно Азольского, и оценено оно недостаточно.