(очень осторожно) среди встреченных мною людей истинное двуязычие большая редкость. Возможно, я его встречал у нерусских жителей СССР, но я тогда не задумывался и не проверял. Пример истинного двуязычия - моя мама, которая и сейчас, при болезни Альцгеймера, всё, что может сказать и понять, может равно по-русски и по-французски (кстати, и перевести мгновенно), и я за всю жизнь не увидел ни малейшего различия уровня, на котором сидят два языка. Возможно, истинно двуязычны часть русских эмигранских детей, но очень у многих, если покопать, оказывается, что по-русски им труднее. Впрочем, "труднее" - это, вероятно, неверный критерий, потому что я о глубине записи, а не о стенени владения. Возможно, глубину записи не определить в бытовом общении, если нет болезни и стирания. Не знаю, и не знаю, известно ли это.
Про критический возраст: а как же обстоит дело у тех детей, которые потеряли "родной" язык после переезда в трёх, пяти и пр. -летнем возрасте? У них ведь с новой фонетикой всё в порядке, а "родная" вызывает часто трудности, если она начинают снова учить первый язык? Это, конечно, не эксперимент, а наблюдение, но на весьма обширном материале, хватало их вокруг в Америке? (Ну скажем, дочка одной моей приятельницы из Бостона прекрасно говорит по-русски, и может даже играть, говоря с такими же, как она, по-русски с американским акцентом, по-английски с русским, и пр., - но система противопоставления твёрдых/мягких не сидит в ней, как в нас: Ч у неё полутвёрдое, она не слышит разницы.)
no subject
среди встреченных мною людей истинное двуязычие большая редкость. Возможно, я его встречал у нерусских жителей СССР, но я тогда не задумывался и не проверял. Пример истинного двуязычия - моя мама, которая и сейчас, при болезни Альцгеймера, всё, что может сказать и понять, может равно по-русски и по-французски (кстати, и перевести мгновенно), и я за всю жизнь не увидел ни малейшего различия уровня, на котором сидят два языка. Возможно, истинно двуязычны часть русских эмигранских детей, но очень у многих, если покопать, оказывается, что по-русски им труднее. Впрочем, "труднее" - это, вероятно, неверный критерий, потому что я о глубине записи, а не о стенени владения. Возможно, глубину записи не определить в бытовом общении, если нет болезни и стирания. Не знаю, и не знаю, известно ли это.
Про критический возраст: а как же обстоит дело у тех детей, которые потеряли "родной" язык после переезда в трёх, пяти и пр. -летнем возрасте? У них ведь с новой фонетикой всё в порядке, а "родная" вызывает часто трудности, если она начинают снова учить первый язык? Это, конечно, не эксперимент, а наблюдение, но на весьма обширном материале, хватало их вокруг в Америке? (Ну скажем, дочка одной моей приятельницы из Бостона прекрасно говорит по-русски, и может даже играть, говоря с такими же, как она, по-русски с американским акцентом, по-английски с русским, и пр., - но система противопоставления твёрдых/мягких не сидит в ней, как в нас: Ч у неё полутвёрдое, она не слышит разницы.)