Entry tags:
(no subject)
В прошлое воскресенье стало постепенно теплеть, дождь слизнул остатки снега, вчера стало 16 градусов, а сегодня аж 18.
Мы с Бегемотом, Таней и Маринкой отправились в лес Фонтенбло. Земля уже совсем живая, но весенних цветов ещё почти нет, только из машины на обратном пути я увидела у края леса галантусы. А так – маргаритки, ну, и в городе, естественно, нарциссы.
Но я вовсе не про то. Мы, раздевшись до футболок, шли по тропе между сосен, болтали, – и вдруг услышали – совсем рядом – лягушек. Я лягушачье пенье люблю больше соловьиного, ничего не знаю волшебней этого курлыканья, этого иногда гортанного хора, а если удаётся увидеть сидящего на кушинковом листе лягуха – нафиг принцев – зелёные лягухи красивше.
Но Маринка справедливо сказала, что у лягушек должен быть какой-никакой водоём, а озерцо далеко. Ну, а я подумала, что в феврале лягушек не бывает. Птиц в сини между кронами видно не было. Воздух звучал, и казалось, хор не движется.
Ну, мы всё-таки пошли дальше, стали в горку среди камней подниматься. Было тихо, ну, только какие-то обычные птицы временами что-то говорили.
И вдруг хор возник опять, воздух дрожал. Мы застыли. Тропинка была тут узкая и петляла среди скал. Из-за поворота показались люди, Таня, как ей свойственно, помчалась к ним здороваться, а мы стали извиняться за невежливость собаки, имеющей обыкновение здороваться первой. Люди оказались не говорившими по-французски англичанами. И я спросила у них у них, не знают ли они, кто тут поёт.
– Птицы – ответили люди.
– Какие?
– Не знаем.
И тут очень высоко в синеве синего воздушного шарика я их увидела. Их было очень много – не один, два, три – много, а огромный клин в половину видного нам неба. И было понятно, что это очень большие птицы – так высоко они летели, и так видны.
– Журавли – сказала я.
– Наверно – согласились англичане.
Я глядела на них и, кажется, понимала гуся Мартина – эй, подождите, возьмите с собой!!!
Приехав домой, я бросилась к компу – они! Оказывается, сто тысяч пепельных журавлей зимуют во Франции, а ещё двести в Испании. Они зимуют и в Шампани на большом озере, и в Ландах. Есть множество приветливых озёр. А в начале февраля, иногда и в конце января, журавли пускаются в путь на север Швеции.
Я набрела на сайт, где круглый год день за днём пишут, где сколько журавлей насчитали. Последняя запись сегодняшняя.
3410 grues sont comptées le matin au lac du Der. Это в Шампани.
И уже несколько дней назад на этом сайте появилась сообщение о том, что журавли летят в мощном южном ветре – поэтому они слегка изменили траекторию – западней оказались, чем обычно, – пролетают над нашим Иль-де-Франсом, над Парижем…
Мы с Бегемотом, Таней и Маринкой отправились в лес Фонтенбло. Земля уже совсем живая, но весенних цветов ещё почти нет, только из машины на обратном пути я увидела у края леса галантусы. А так – маргаритки, ну, и в городе, естественно, нарциссы.
Но я вовсе не про то. Мы, раздевшись до футболок, шли по тропе между сосен, болтали, – и вдруг услышали – совсем рядом – лягушек. Я лягушачье пенье люблю больше соловьиного, ничего не знаю волшебней этого курлыканья, этого иногда гортанного хора, а если удаётся увидеть сидящего на кушинковом листе лягуха – нафиг принцев – зелёные лягухи красивше.
Но Маринка справедливо сказала, что у лягушек должен быть какой-никакой водоём, а озерцо далеко. Ну, а я подумала, что в феврале лягушек не бывает. Птиц в сини между кронами видно не было. Воздух звучал, и казалось, хор не движется.
Ну, мы всё-таки пошли дальше, стали в горку среди камней подниматься. Было тихо, ну, только какие-то обычные птицы временами что-то говорили.
И вдруг хор возник опять, воздух дрожал. Мы застыли. Тропинка была тут узкая и петляла среди скал. Из-за поворота показались люди, Таня, как ей свойственно, помчалась к ним здороваться, а мы стали извиняться за невежливость собаки, имеющей обыкновение здороваться первой. Люди оказались не говорившими по-французски англичанами. И я спросила у них у них, не знают ли они, кто тут поёт.
– Птицы – ответили люди.
– Какие?
– Не знаем.
И тут очень высоко в синеве синего воздушного шарика я их увидела. Их было очень много – не один, два, три – много, а огромный клин в половину видного нам неба. И было понятно, что это очень большие птицы – так высоко они летели, и так видны.
– Журавли – сказала я.
– Наверно – согласились англичане.
Я глядела на них и, кажется, понимала гуся Мартина – эй, подождите, возьмите с собой!!!
Приехав домой, я бросилась к компу – они! Оказывается, сто тысяч пепельных журавлей зимуют во Франции, а ещё двести в Испании. Они зимуют и в Шампани на большом озере, и в Ландах. Есть множество приветливых озёр. А в начале февраля, иногда и в конце января, журавли пускаются в путь на север Швеции.
Я набрела на сайт, где круглый год день за днём пишут, где сколько журавлей насчитали. Последняя запись сегодняшняя.
3410 grues sont comptées le matin au lac du Der. Это в Шампани.
И уже несколько дней назад на этом сайте появилась сообщение о том, что журавли летят в мощном южном ветре – поэтому они слегка изменили траекторию – западней оказались, чем обычно, – пролетают над нашим Иль-де-Франсом, над Парижем…